Сразу же после прихода во дворец Кемадо, резиденцию президента страны, военные стали развивать идеи перестройки всего общества на принципиально новых основах. В первую очередь предстояло решить серьезные экономические проблемы, доставшиеся новому режиму в наследство от старой власти. На момент прихода к власти Д. Торо страна находилась на грани экономической пропасти. Во время войны правительство прибегало к заимствованию внутри страны и за рубежом; долги достигли астрономической суммы в 1.700.000.000 боливиано. Только выплаты по процентам внешнего долга составили 400 млн. боливиано в год. В стране бушевала инфляция. Рост цен больно ударил не только по городским низам, рабочему классу, но и по средним, достаточно благополучно существовавшим до этого, слоям населения. Все надежды народа на улучшение положения были связаны с обещаниями Д. Торо переломить негативные тенденции в экономике и найти выход из кризиса.

Экономическая политика правительства Д. Торо

С приходом к власти военные-социалисты заявили о новой экономической политике, целью которой было построение общества социальной справедливости. Одной из первоочередных задач правительства стало обеспечение населения продуктами первой необходимости. Широта и размах забастовочного движения в апреле-мае 1936 г. заставили военное правительство обратиться к проблемам сдерживания скачкообразного роста цен и сохранения уровня жизни населения. В течение июня, августа и сентября 1936 г. Д.То-ро издал несколько законов против спекуляции и установил субсидии продовольственным магазинам.

19 августа 1936 г. были созданы Комитеты борьбы со спекуляцией. Декрет от 20 июня 1936 г. запрещал устанавливать торговые надбавки на предметы народного потребления выше 12%. Правительство ввело карточную систему и фиксированные цены на продукты питания, что нашло большую поддержку среди народных масс, но одновременно привело к дефициту товаров на рынке. Антиспекулятивный комитет регулярно публиковал списки фиксированных цен, а также с помощью созданной коммерческой полиции следил за выполнением своих распоряжений. Кроме того, был опубликован перечень товаров, импорт которых в Боливию был временно запрещен. Речь шла о предметах роскоши или «узкого круга потребления». В этот список попали такие товары как пианино, бильярд, деревянный паркет, кожаные сумки и тому подобное. Ограничительные административные меры не могли преодолеть трудности в обеспечении товарами, не остановили роста цен и разрастания черного рынка. Левая пресса призывала «расстреливать спекулянтов, как это делают в СССР с врагами народа». Министерство торговли пригрозило высылать из страны всех торговцев-иностранцев, занимающихся спекуляцией (речь шла, конечно же, о появившихся еврейских иммигрантах из Европы, для которых высылка из страны реально представляла большую угрозу).

Запретительные меры и драконовские постановления не могли ликвидировать невероятно разросшийся черный рынок. Газеты признавали, что все дефицитные товары уходили к спекулянтам. Помещики, поставщики сельскохозяйственной продукции припрятывали продовольствие, чтобы не продавать его по низким фиксированным ценам. Правительство в сентябре 1936 г. стало всерьез планировать армейские операции по поиску укрываемого продовольствия в поместьях и общинах.

В связи с нехваткой товаров первой необходимости из-за падения импорта правительство Д.Торо создало министерство сельского хозяйства, на которое возлагались некоторые надежды по приросту поставок продуктов питания местного производства. В 1936 г. правительство создало Совет по развитию зернового хозяйства, в задачу которой входила ликвидация острой нехватки хлеба на внутреннем рынке.

Правительство предпринимало конкретные действия для облегчения положения народных масс. В июне 1936 г. были созданы «Дома обеспечения», то есть сеть государственных магазинов, призванных заменить собой частную торговлю товарами первой необходимости. Принимаемые защитные меры смогли на некоторое время смягчить удар кризиса по беднейшим слоям населения. Соцпартия приветствовала создание государственных магазинов, так как видела в этом осуществление «социалистической» программы хунты, в которой важное место занимала идея «государства-предпринимателя». Напротив, эта мера вызвала шквал критики со стороны правых газет и партий, увидевших в них угрозу свободе торговли и частному предпринимательству. Все эти новшества объяснялись новым направлением в экономической политике -- созданием основ для госкапитализма. Государственное регулирование цен, да и всей ситуации на потребительском рынке становилось основным инструментом экономической политики.

В течение всего года, пока Д.Торо находился у власти, экономическое положение только ухудшалось. Наибольшее беспокойство вызывали финансы и стабильность национальной валюты. Обесцененный в годы войны в 10 раз боливиано продолжал стремительно катиться по наклонной плоскости. За год правления Д.Торо боливиано «потерял в весе» 20% (со 160 боливиано за 1 фунт стерлингов до 200 боливиано). Экономические эксперты Д. Торо предложили установить дифференцированные курсы обмена валют и льготного режима для импортеров продовольствия, что могло бы сдержать рост цен.

Экспортеры были вынуждены продавать часть валюты государству по заниженному курсу. Импортеры же продовольствия могли покупать «дешевую» валюту, что, по идее военных, должно было сдержать рост цен на розничном рынке. Эта мера встретила ожесточенную критику горнорудных монополий, не желавших делиться своими доходами во имя поддержания жизненного уровня населения. Валютный кризис ставил непреодолимые препятствия для поставок импортного продовольствия в города. Все эти факторы заставляли правительство лихорадочно искать дополнительные источники поступления валюты. Социалисты предложили правительству проект налоговой реформы, модернизировавшей ус-таревшую систему пополнения бюджета исключительно за счет налогов и торговых пошлин. Их предложения предусматривали дифференцированное обложение прибыли и ренты. Правительство же пошло по проверенному пути изъятия части прибыли горнорудных компаний через систему заниженных обменных курсов.

Компания Патиньо обращала внимание правительства на резкое снижение доходности своих рудников. В письме на имя Д.Торо представитель корпорации отмечал: «В течение 1936 г. правительство Боливии получило от компании в качестве налогов и в обмен от продажи валюты сумму в 696.275 фунтов стерлингов и 4.400.000 боливиано при том, что акционеры получили от всех рудников в Боливии не более 30.360 фунтов стерлингов. К этому следует добавить тот факт, что получаемые боливиано не могут конвертироваться в валюту и передаваться зарубежным держателям акций. Наши рудники работают на государство, а не на акционеров». Правая пресса, представляя интересы горнорудных монополий -- основных экспортеров, постоянно требовала ликвидации различий в валютном режиме для отдельных отраслей и установления единого обменного курса. Правительство строго держалось системы дифференцированных обменных курсов. Однако эта мера не смогла обеспечить решение проблемы падения стоимости национальной валюты и оплаты импорта продовольствия. Спекуляции окончательно расстроили финансовый рынок, а разница курсов обмена привела к полной неразберихе.

Горнорудная промышленность продолжала испытывать серьезные трудности. Для поддержки мелких и средних владельцев рудников в январе 1937 г. был создан Горнорудный банк, скупавший у них минералы. Ассоциация горнопромышленников отказалась прислать своего представителя в Совет администрации банка, выражая тем самым несогласие с проводимой политикой государственного вмешательства в сферу торговли рудой.

29 августа 1936 г. под председательством министра финансов Ф. Камперо Альвареса начала заседать комиссия, в которую вошли представители горнорудных компаний, банков и торговли. В её задачу входила разработка комплексных мер по выводу экономики из кризиса. Надежды на улучшение положения были связаны исключительно с оптимистическими прогнозами положения на мировом рынке олова. Боливия оставалась членом Комитета олова, который связывал её определенными обязательствами по ограничению производства и экспорта. С начала 1937 г. началось некоторое оживление рынка: выросли цены и увеличился спрос на олово, что позволило Комитету ослабить ограничения производства.

В конце 1936 г. появился новый фактор в политике в отношении олова: США стали создавать свои запасы стратегического сырья. Боливийцы ухватились за это обстоятельство и начали переговоры с США о прямых поставках руды, что могло разрушить всю систему контроля над рынком олова, созданную Комитетом. Правительство Д. Торо действовало осторожно и не сразу отреагировало на привлекательное предложение американцев, так как опасалось санкций со стороны Комитета и политического противодействия со стороны Патиньо внутри страны. США были заинтересованы в нарушении ограничений, установленных Комитетом и толкали к этому правительство Д. Торо, которое отчаянно нуждалось в увеличении экспорта для получения валюты.

В ноябре 1936 г. Д. Торо встретился с послом США в Боливии, с которым велись переговоры о поставках олова в США по межправительственному соглашению и о строительстве там оловоплавильного завода, специально сориентированного на боливийскую руду. Д. Торо заявил послу, что действует с согласия Арамайо, и Боливия хотела бы иметь гарантии со стороны США в случае конфликта с Патиньо. Ввиду нарастания угрозы европейской войны США с большим интересом отнеслись к предложениям Боливии и расширили рамки переговоров, предполагая подписать широкое торговое соглашение.

Д. Торо согласовывал свою экономическую политику с К.В.Арамайо, с которым поддерживал дружеские, сердечные отношения. У Арамайо были серьезные трения с Патиньо по вопросу распределения квот и выплавки олова из боливийской руды. Дело в том, что Патиньо контролировал оловоплавильное производство в Англии, а Арамайо, мощь которого выросла за годы мирового кризиса, был заинтересован в переориентации потока боливийского олова на США. В этом вопросе его интересы совпадали с устремлениями мелких и средних шахтовладельцев, желавших покончить с ограничениями Комитета олова за счет прямых поставок ру-ды в США.

Однако, пока шли переговоры, и США торговались по поводу таможенных скидок на поставки товаров из Боливии, ситуация на мировом рынке резко изменилась. В начале 1937 г. неожиданно вырос спрос на олово, подскочили цены с 228 фунтов стерлингов за тонну в январе до 301 в марте 1937 г. И, хотя американцы настаивали на скорейшем заключении торгового договора, по которому соглашались на строительство оловодобывающего завода в США, для боливийцев этот сюжет утратил свою остроту в связи с новой, более благоприятной ситуацией на рынке.

8 сентября 1936 г. правительство Д.Торо установило правило 10%-ной сдачи государству валюты, получаемой от экспорта, по заниженному курсу. В начале марта 1937 г. в Потоси состоялся конгресс мелких и средних горнопромышленников, на котором прозвучала резкая критика как в адрес Международного комитета олова, то есть Патиньо, так и в адрес правительства за его финансовую политику, обескровливающую всю отрасль. Конгресс потребовал повышения официального курса обмена боливиано с 50 до 80 или даже 100 боливиано за фунт стерлингов, так как на свободном рынке он достигал 150. Эти требования совпадали с позициями оловодобывающих монополий, выступавших единым фронтом со всеми экспортерами. Под их давлением министерство финансов пошло на уступки, установив сложную шкалу обменных курсов, выгодную крупным производителям. Чем больше экспортировалось руды, тем выше был курс обмена валюты, предназначенной к обязательной сдаче государству. Объективно эта мера лишь облегчила положение «баронов олова» в ущерб мелким и средним предприятиям, хотя именно в них правительство усматри-вало свою основную социальную опору.

Среди предпринятых мероприятий и нововведений выделялся целый блок законов и распоряжений, позволяющих говорить о действительно новом этапе экономического курса, состоявшего во всеобъемлющем государственном регулировании во всех секторах народного хозяйства: достаточно упомянуть создание Горнорудного банка, контроль за обменом валюты, монополию на продажу золота и нефтяную политику (о чем пойдет речь отдельно). Испытывая дефицит золотовалютных запасов, правительство ввело государственную монополию на реализацию добываемого в стране золота. Под угрозой аннулирования концессий на добычу частные компании и старатели должны были сдавать весь металл в Центральный банк. Для контроля за выполнением декрета при министерстве горнорудной промышленности создавалась «Национальная полиция золота», которую возглавил радикальный националист, член ложи РАДЕЛА Э.Бельмонте.

Хунта разрабатывала планы экономических реформ, которые по своему содержанию означали усиление роли государства в управлении экономикой, создание смешанной модели народного хозяйства. В сентябре 1936 г. во всех департаментах страны были созданы Советы промышленности и торговли, в задачу которых входила поддержка и создание промышленных предприятий в провинции. Предполагалось обеспечить их деятельность серьезными финансовыми ресурсами. Однако в условиях финансового кризиса реальных результатов от деятельности этих новых органов ждать не приходилось.

Создание госорганов регулирования потребления и финансового обращения, а также установление контроля государства в стратегических сферах народного хозяйства свидетельствовали о новом, этатистском направлении в экономической политике: о создании государственного сектора в экономике, которому отводились ведущие позиции. Вместе со стратегическими задачами реформирования, сформулированными в программе правительства военных-социалистов, Д.Торо должен был решать текущие проблемы кризисного управления экономикой. Идя на уступки различным влиятельным группам, Д.Торо принимал порой противоречивые решения. Его политика оставалась невнятной и путанной, конъюнктурной и малоэффективной, ибо пыталась решить текущие проблемы в ущерб фундаментальным реформам. Все это создавало массу трудностей в реформировании страны.

Идеология режима «государственного социализма»

Идеология новой власти была отражением идейных поисков в боливийском обществе в 20-30-е годы, а также новых теорий государства, получивших широкое распространение на континенте. Во-первых, само название режима, «государственный социализм», не было политической новинкой в Латинской Америке. Именно так называли свою доктрину создатели эфемерной «Социалистической республики» в Чили в 1932 г. Тот факт, что в обоих случаях главным инструментом действия была армия, говорит о попытке боливийских военных копировать и более основательно осуществить то, что не удалось сделать в Чили. Как чилийские, так и боливийские военные-социалисты усматривали в социализме единственную альтернативу находившемуся в глубоком экономическом и морально-политическом кризисе «классическому» капитализму. Экономические и социальные успехи новых политических режимов в Европе, прежде всего, коммунистического в СССР и национал-социалистического в Германии, которых, в глазах военных-социалистов, объединяло их противостояние либеральной демократии, были лучшим аргументом в пользу новых общественно-политических форм функционирования государства.

Впервые находящиеся у власти политики, говоря о национальных интересах, указали на их противостояние «эгоистическим интересам частных групп самих же боливийцев», была обозначена противоположность интересов нации и олигархии. В своем первом обращении к нации Х.Буш заявил: «Мы видим огромное неравенство между теми, кто тысячами отдавал свои жизни на пустынных просторах Чако, и теми, кто составляют, по словам одного журналиста, «привилегированную касту», но мы видим также, что сейчас рождается новое мышление новой Боливии». Главный идеологический тезис нового режима состоял в «укреплении государства», его освобождении от олигархии. Именно государство, свободное от эгоистических интересов отдельных групп и классов, представляло собой ту самоценность, ради которой все боливийцы должны были пожертвовать своими частными интересами и правами. В самом наименовании режима понятие «государственный» было первостепенным, и только потом речь шла о новой организации общественной жизни, «социализме».

Идеологи новой доктрины делали оговорки в сторону ограничительного толкования социализма. Д.Торо неоднократно подчеркивал, что речь идет лишь о новой фазе развития общества, преодолевающего эгоистические ограниченности либерализма и индивидуализма, а не об интегральном, то есть полном социализме. Ставший идеологом режима лидер социалистов Э.Баль-дивьесо утверждал, что Боливия не готова к полному социализму, и поэтому вводит свою модель «государственного социализма». Он заявлял, что новая социалистическая доктрина не обращается к зарубежным, европейским теориям, а основывается лишь на социально-экономической и географической реальности Боливии. Стратегическая цель нового режима -- это социальная справедливость, диверсификация и индустриализация народного хозяйства страны. На первой пресс-конференции в президентском дворце 21 мая 1936 г. Д.Торо заявил: «Идеология армии не отличается от взглядов левых партий. Армия желает создать правительство социальной справедливости, режим, который положит конец старым методам и старой политической системе. Наша задача -- это развитие социалистического действия, это государственный социализм, который мы осуществим совместно с левыми партиями».

Военные, при всех своих социалистических декларациях были готовы пойти на компромисс со старой политической системой, и даже согласиться на временное сохранение прежних принципов функционирования экономики. Безусловно, они были далеки от идеи установить режим тоталитарного типа с полной перестройкой общественной и экономической жизни. Для этого они были слишком слабы как политически, так и доктринально. В своей редакционной статье 4 октября 1936 г. ставшая рупором режима газета «Ла Калье» определяла будущее социалистическое общество в Боливии как «организацию, сочетающую рациональность и коллективистскую мораль». А пока речь шла лишь о движении к такому обществу, на пути к которому главным организующим орудием будет государство.

Для военных-социалистов экономической моделью развития Боливии был некий «прогрессивный капитализм», при котором государству отводилась активная роль в хозяйствовании. В своем докладе хунте Д.Торо, излагая принципы нового экономического строя, утверждал: «Государственный социализм основывается на принципах государства-предпринимателя, государства, которое возьмет на себя осуществление той деятельности, которая в руках частного предпринимателя не выполняла свою социальную функцию». В этой формуле состояла суть экономической политики национал-реформистского типа, видевшей в государстве единственно возможное орудие гармонизации развития народного хозяйства страны. Государство вытесняло частных лиц из сферы, где их эффективность и польза, с точки зрения экономического национализма, была мала или недостаточна. Для социалистов было ясно, что олигархия имела отличные от национальных экономические интересы. Государство должно было исправить историческую несправедливость и вернуть народу, узурпированные олигархией бо-гатства и власть. Проправительственная «Ла Калье» на своих страницах утверждала, что на данном этапе в Боливии следует строить государственный капитализм, который является лишь первым этапом социалистической организации общества.

Признавая за государством право предпринимательской инициативы и даже ведущих позиций в народном хозяйстве, военные-социалисты не отказывались от гарантий частному капиталу. Примирить частнособственнические принципы «прогрессивного капитализма» с общественной природой социализма был призван прин-цип «социальной функции частной собственности». Идеологи режима были убеждены, что необходимо «подчинить производство целям общества, ибо в рамках социалистического государства всякая частная собственность должна выполнять свою социальную функцию». «Социальная функция» стала основополагающим принципом экономической политики и даже конституционного устройства. И здесь боливийские военные-социалисты не были первопроходцами. Эта модная к этому времени теория, ограничивающая неприкосновенность частной собственности выполнением ею своей социальной функции, определяемой её полезностью обществу (читай государству), была очень популярна в те годы во многих странах Латинской Америки. В Чили в период диктатуры Ибаньеса эту тему широко обсуждали в интеллектуальных и политических кругах. Те же идеи шли из Мексики, где активно развивался государственный сектор и много говорили о социализме.

Боливийский «государственный социализм» предполагал решительный отказ от демократии и основополагающих гражданских свобод. «Государственный социализм» в сфере политики был наследником идей Ф. Тамайо. Демократическому механизму принятия решений и достижению консенсуса в обществе социалисты вслед за Ф.Тамайо противопоставляли волю и энергию нации, выразителем которой должны были стать национальные силы, присвоившие себе право выражать «эгоистически понимаемые национальные интересы». Как и Тамайо, социалисты требовали от всех социальных слоев жертвы во имя достижения общенациональных целей.

Главным объектом критики идеологов режима была демократия. В мае 1936 г. при вступлении в должность министра иностранных дел Э.Бальдивьесо заявлял: «Либеральная демократия -- это выражение капитализма на службе меньшинства». Боливия, -- считал он, -- нуждалась не в зависимом старом либеральном, а в «плодотворном и производительном прогрессивном капитализме». Путь к нему лежит через «эволюционную социальную реформу при преобладании государственной собственности и ограничении экономической и политической власти горнорудной олигархии». Политической составляющей реформы должна была стать так называемая функциональная демократия, предполагавшая отказ от классической системы парламентского представительства и замену её корпоративным строем при ограничении основных прав и свобод принципом государственной целесообразности.

Индивидуализму и эгоизму «демолиберализма» противопоставлялось единение передовых элементов нации, «генераторов её жизненной энергии» -- рабочего класса и капитала. Их объединение, считали идеологи режима, может осуществить лишь государство, приоритетом в политике которого будет общее благо нации, даже в ущерб интересам этих классов и при ограничении свободы личности. Данные принципы были изложены в «Доктрине государственного социализма», программном документе Национального департамента пропаганды. В нем говорилось: «Государственный социализм -- это призыв к эффективной солидарности активных членов общества, это установление царства закона, защищающего труд». Там же указывалось, что долг каждого гражданина -- посвятить себя государству во имя величия нации.

Называя себя социалистами, пусть даже и «государственными», военные тут же делали оговорку, что речь ни в коем случае не идет о коммунизме. В отличие от коммунистов, видевших в социализме, по крайней мере, доктринально, развитие демократии и подтверждавших свою верность идеалам Французской революции, свободы, равенства, братства, военные-социалисты избрали главной своей мишенью именно демократическое устройство общества. Более того, идеологи режима заявляли, что их строй -- это барьер на пути коммунизма, который, по сути, является интернациональной (как и иностранный капитал, империализм), а, следовательно, и антинациональной силой. Более того, если коммунисты отстаивали интересы пролетариата, то военные-социалисты претендовали на защиту общенациональных ценностей, на преодоление классовой борьбы и установление социальной гармонии.

Большое влияние на идеологию «государственного социализма» оказали итальянский фашизм и германский национал-со-циализм, провозглашавшие приоритет нации над личностью и классами. Многие деятели режима, особенно военные, с большой симпатией относились к национал-социализму Гитлера. Влияние нацизма в боливийской армии было очень велико. Боливийские военные поддерживали связи с германскими нацистами до и после прихода Гитлера к власти. Х.Кундт был личным другом Гитлера, а боливийское консульство в Берлине часто давало приют нацистам в 20-е годы. Многие боливийские офицеры отправляли своих детей учиться в Германию. Министр обороны правительства Д.Торо Оскар Москосо заявлял, что при реформировании государства следует руководствоваться национал-социалистической доктриной. В октябре 1936 г. он создал Национал-социалистический легион ветеранов Чако. Эта организация оказывала серьезное влияние на политическую линию режима.

Не только военные открыто выражали свои симпатии фашизму, но и гражданские политики, прежде всего, члены Социалистической партии, будущие идеологи и лидеры национал-реформизма К.Монтенегро, Э.Финот и другие вели антилиберальную пропаганду через газету «Ла Калье». 23 октября 1936 г. подполковник Г.Вискарра опубликовал в «Ла Калье» редакционную статью «Наш боливийский национал-социалистический путь», в которой прославлял политический строй Германии и Италии. Он утверждал, что национал-социалистическая система -- «это единственный режим правления, который дает гарантии прогресса и общественного благосостояния».

Идеологи режима находили много общего с фашистской доктриной и вели активную пропаганду успехов европейских тоталитарных режимов. И военные, и их союзники социалисты не скрывали родственных с национал-социализмом взглядов. В марте 1937 г. мексиканский посол пригласил для беседы видных деятелей режима Х.Пас Камперо, Ф.Камперо Альвареса, Э.Финота, которые постарались изложить ему принципы «государственного социализма». Они заявляли, что демолиберализм изжил себя, а боливийский режим движется в том же направлении, что и национал-социализм в Германии и фашизм в Италии.

С приходом к власти военных-социалистов проявились результаты идейной революции, которая сместила господствовавшие представления об основах общественной жизни от либерализма и индивидуализма в сторону авторитаризма и социального государства. Центральным пунктом теории «новой Боливии» было отрицание принципов либерализма и демократии в экономике и в политической жизни.

Всё, что было связано со старым капитализмом свободной конкуренции, и что потерпело крах в период мирового кризиса, отвергалось военными-социалистами. Частная инициатива противопоставлялась государственному капитализму, мировой рынок со свободным обращении товаров и капиталов -- национально регулируемой экономике и даже автаркии с ориентацией лишь на внутренние потребности страны, либеральная демократия со свойственными ей индивидуализмом и частно-эгоистическими интересами -- коллективизму, подчинению личности государству, нации.

Государство принимало на себя ответственность за экономическое и социальное развитие. Фактически речь шла о государственном капитализме, при котором классовые противоречия и борьба интересов различных социальных групп подавлялись во имя национальной идеи. При слабости местного класса предпринимателей именно государство должно было выполнять задачи, как первоначального накопления, так и проведения индустриализации. По мнению военных-социалистов, либеральная демократия не смогла обеспечить условия для экономического развития и социального прогресса. Они были готовы предложить иную систему власти, где различные политические и социальные группы подчиняли бы свои устремления единой цели, определяемой государством, то есть социалистами, а гражданское общество полностью растворялось в государстве, подчинялось ему.

Многие положения идеологии «государственного социализма» впоследствии были восприняты национал-реформизмом. Наряду с очевидной преемственностью идейной базы, да и политической практики, у военных-социалистов и национал-реформистов существовали несколько серьезных отличий, позволяющих делать вывод о более радикальном противостоянии «государственного социализма» либеральной демократии и всей капиталистической системе. Самоназвание режима как социалистическое было не только данью моде, но и убеждением его создателей, что он призван заменить дискредитировавший себя демолиберальный строй, да и сам капитализм. В этом антирыночном, антикапиталистическом порыве слились в одно целое как левые, так и правые, профашистского толка, силы. Сильный антикапиталистический элемент «государственного социализма» придавал ему более радикальное и антисистемное звучание.

Принятие обществом новых идей свидетельствовало об изменении самого типа ментальности, о переходе гегемонии к тем интеллектуальным и политическим силам, которые в тот момент выражали антилиберальную, националистическую и авторитарную тенденцию.

Политическая реформа

Придя к власти путем переворота или, как они говорили, революции, военные отнюдь не стремились к легитимации режима на основе действовавших до этого конституционных принципов. Военные-социалисты поставили задачу создать свою собственную корпоративную политическую систему. Они заявили о своем намерении созвать Учредительное собрание, которое, основываясь на «социалистических» принципах, разработает новую конституцию страны.

Политическая реформа затрагивала высшие органы государственной власти, судебную систему и местное самоуправление. Хунта готовила обширную судебную реформу, которая полностью подчинила бы эту ветвь власти исполнительным органам. Декретом от 14 августа 1936 г. Д. Торо отменил выборы мэров, которых отныне назначало центральное правительство, а муниципальные собрания впредь должны были не избираться населением, а назначаться пропорционально Торговой палатой, Промышленной палатой, Коллегией адвокатов, профсоюзами медиков, инженеров, обществом сельских собственников и Рабочей федерацией. Вводилась оплата за работу мэров (алькальдов) в городах и поселках, что знаменовало собой демократизацию этого института власти, ибо позволяло занимать этот пост лицами свободных профессий, наемными рабочими и служащими без ущерба для их заработка. Впрочем, это было чистой теорией, так как самих алькальдов назначало центральное правительство, исходя из политической целесообразности и продвигая своих сторонников. Вместе с тем, эти меры в целом укрепили вертикаль исполнительной власти. Сильное государство являлось для военных главной целью всей политической реформы.

Основой новой системы, по мнению Д.Торо, должна была стать «функциональная демократия». Отказ от классической демократии как выражения прав и свобод личности объяснялся потребностью учитывать интересы классов и слоев населения, составлявших абсолютное большинство нации. Политическая реформа должна была полностью изменить представительную систему, ликвидировать парламентскую демократию. На место принципа выборности всех властей приходила авторитарная корпоративистская система. Не личность, не гражданин объявлялись основой «функциональной демократии», а некие народные классы и профессиональные группы. Исходя из этих предпосылок, Д.Торо, не одобряя экстремизма некоторых своих единомышленников и не являясь ярым приверженцем новомодных режимов Муссолини и Гитлера, будучи весьма прагматичным политиком, предложил компромиссный вариант структуры представительной власти. По его идее, как учредительное собрание, так и будущий парламент должны будут формироваться одновременно на основе обычных выборов, как было ранее, и из представителей профсоюзов. Половина депутатов избиралась бы по территориальным округам, а остальные делегировались бы от профсоюзов. Здесь следует оговориться, что речь шла исключительно о тех профсоюзах, которые создавались властью на корпоративистских началах.

Антилиберализм и логика антирыночной, этатистской политики делали рабочее движение естественным союзником режима, а также предлагали такое реформирование государственно-полити-ческого устройства, которое превращало профсоюзы в основу функционирования новой системы власти. Структурирование профсоюзного движения, его приспособление к нуждам новой власти были первоочередными задачами политической реформы. С целью создания основ новой политической системы Хунта разработала и опубликовала декреты об обязательной синдикализации и всеобщей трудовой повинности. Объясняя причины появления этих декретов, Д.Торо заявил в интервью газете «Ла Расон» следующее: «Необходимо реорганизовать государство на новом фундаменте... Думаю, что функциональные профсоюзы, хорошо организованные и контролируемые государством, смогут стать вспомогательным фактором обновления нашей социально-политической системы. Парламент должен действовать на основе двойного представительства».

Декрет о трудовой повинности был предложен министерством труда и подписан Д.Торо 6 июля 1936 г. По новому декрету Боливия провозглашалась «республикой трудящихся», следовательно, все были обязаны работать. Государство получало право принудительно привлекать «на работы» безработных и так называемые «паразитические классы». Всем безработным предлагалось обращаться в специальные департаменты труда и полицию, где из них создавались бригады, направляемые либо на частные предприятия, либо на общественные работы, например, по строительству дорог, на которые привлекались не только безработные, но и те, кто не мог или не хотел платить подорожный налог. Демобилизованным с фронта в Чако солдатам предписывалось устроиться на работу в течение 20 дней.

Все боливийцы должны были обзавестись трудовыми книжками, которые становились важнейшим документом гражданской дееспособности. Предприниматели должны были сообщать в министерство труда о своих потребностях в рабочей силе, а органы власти были обязаны поставлять соответствующих рабочих и специалистов. За выполнение декрета отвечало новое полицейское подразделение -- специальная трудовая инспекция, проводившая регистрацию безработных, формировавшая и направлявшая к месту выполнения повинности «бригады трудящихся в соответствии с запросами горнорудных, торговых, промышленных и прочих предприятий. Полиции предписывалось сопровождать бригады до места назначения. Газеты сообщали о задержании лиц, не имевших трудовой книжки и являвшихся безработными, которых временно арестовывали и содержали под стражей до определения будущего места работы. В случае бегства «призываемого на трудовую службу» по заявлению работодателя полиция должна была объявлять розыск и принудительно доставлять беглеца на прежнее место, причем стоимость поиска и проезда вычиталась из его будущей зарплаты». Особенное рвение в осуществлении декрета о трудовой повинности проявлял Э.Бельмонте, известный своим восторженным отношением к трудовой организации третьего рейха'.

Декрет о всеобщей трудовой повинности преследовал две цели. С одной стороны, он был реакцией на жалобы горнопромышленников, испытывавших серьезные трудности с рабочей силой, в то время как города наполнились безработными демобилизованными солдатами. В течение всего года для увеличения экспорта горнорудные компании требовали выполнения декрета о трудовой повинности, отправки на рудники дополнительных рабочих рук. В письме от 30 июня 1936 г., исходя из потребностей горнорудной отрасли, Д.Торо призывал министра труда в кратчайшие сроки разработать и представить проект декрета. С другой стороны, декрету придавалась идеологическая и институционная нагрузка, состоящая в установлении государственного контроля над трудовыми ресурсами и в создании предпосылок тоталитарного управления экономикой. Социалисты отвергали рыночные механизмы регулирования спроса и предложения трудовых ресурсов, противопоставляя им полный контроль государства над занятостью. Эта реформа содержала сильный антирыночный, антикапиталистический вектор развития. Вопрос состоял лишь в выполнимости планов социалистов.

Министерство труда было активным проводником положений декрета в жизнь. В конце сентября 1936 г. министерство разослало местным властям новую инструкцию по выполнению декрета. В ней признавалось, что «существует всеобщая убежденность в том, что декрет никто не собирается выполнять». В результате граждане не беспокоятся о получении трудовых книжек. Министерство настаивало на усилении работы местных властей по организации бригад, выделив три направления: горнорудная промышленность, строительство дорог и сельское хозяйство. Все задержанные безработные должны были содержаться в казармах без права свободного выхода. Комиссии, отбирающие и сортирующие безработных, должны «в первую очередь удовлетворять потребности в рабочей силе крупных горнорудных предприятий, разрабатывающих олово, а уж затем мелких и средних». Подчеркивалось, что комиссии и политические органы должны строго выполнять распоряжения министерства и соблюдать букву закона «независимо от лица или социального положения» подлежащих принудительному призыву на работу, в том числе и иностранцев. Хотя в своих отчетах президенту В. Альварес рапортовал об успехах в реализации декрета, это новшество осталось лишь на бумаге. Несмотря на грозные инструкции и призывы к органам исполнительной власти, декрет о трудовой повинности так и остался лишь образцом тоталитарного законотворчества. В реальной жизни декрет не выполнялся за исключением показательных акций. У государства не было ни средств, ни возможности на данном этапе обеспечить работой всех безработных. Эффективность декрета была почти нулевой, но его появление вызвало целую бурю возмущения интеллигенции, видевшей в нем начало торжества тоталитаризма в Боливии.

Поскольку рабочее движение должно было стать основой политической системы, министерство труда приступило к организации новых, подконтрольных государству, профсоюзных структур. Политическим инструментом управления синдикализированным обществом могли стать созданные по инициативе Х.А.Арсе (служившего юридическим советником в министерстве труда) АНПОС -- Постоянные национальные ассамблеи профсоюзных организаций. Задача Ассамблеи заключалась в контроле за деятельностью министерства труда со стороны рабочих организаций и в подготовке общенационального конгресса, на котором планировалось создание единого профцентра. В АНПОС вошли представители всех профсоюзных объединений, в том числе ФОТ и ФОЛ. В своем циркуляре от 30 июня 1936 г. всем профсоюзным организациям страны В.Альварес писал: «Постоянная связь министерства и Хунты с рабочими организациями необходима для эффективного учета мнений рабочего класса, а также для доведения до сведения трудящихся и их организаций в центре и на местах действий и решений министерства, осуществляемых в интересах трудящихся». Министр труда раз в неделю выступал перед собранием рабочих представителей с отчетом о своей деятельности. Через АНПОС до рабочего класса должны были доводиться все инициативы «социалистического правительства». Желая подчеркнуть институционное место АНПОС в политической системе «государственного социализма», В.Альварес запросил разрешения Д.Торо предоставить в распоряжение новой структуры помещение Сената. Разрешение было получено и, к ужасу правых политиков, в Сенате стали заседать рабочие лидеры. Этот жест правительства носил не только символическое значение, а реально демонстрировал торжество новых принципов государственной власти.

Страницы: 1, 2, 3